Читать интересную книгу "В джунглях Москвы. Роман - Пётр Фёдорович Алёшкин"

сразу. Ушлые таксисты знали об этом ресторане и перед закрытием крутились рядом. Втиснулись в машину впятером. Димка жил в новом районе, почти на окраине. Ехали долго. По пути выдули еще бутылку. Половину скормили Роману, мол, в ресторане сачковал, теперь отдувайся.

Димка, как самый толстый, сидел впереди, возле таксиста, а они вчетвером сзади. Девушки посреди. Борис рядом с Риммой, а Роман с Ларисой. Тесно, поневоле прижимались друг к другу. Чтоб удобнее было, Роман руку закинул на сиденье, и маленькая Лариса оказалась у него под мышкой. Пышные завитые волосы ее щекотали щеку, тонко пахли духами. Она оказалась вертлявой, разговорчивой, то к Римме поворачивалась, то поднимала лицо к Роману. Щекотала беспрерывно ему щеку волосами. К концу пути у Палубина поплыло перед глазами от хмеля, от нежности к Ларисе. Руку свою он опустил с сиденья на плечо девушки и прижимал ее к себе все крепче и крепче. А когда Борис с Риммой вдруг начали целоваться, и Лариса, смеясь, подняла лицо к Роману, указывая ему на них, он не удержался, клюнул ее в губы. Она обвила его рукой за шею, и Палубин задохнулся от ее мягких влажных губ. Так бы и лететь неведомо куда, покачиваясь в машине, в мягкой прелестной тесноте.

Роман не выпускал Ларису из объятий, жадно и нежно рассматривал в полумраке, целовал щеки, носик, глаза, блестевшие в свете мелькающих мимо огней. И она обнимала его, мягкая, покорная, милая, подставляя под поцелуи щеки, носик, глаза. Как же он не разглядел ее в ресторане? Думал, Димкина девушка, а она его, его. Уф, недаром говорят, что сгорают от счастья, нежности!

– Э-э, голубки! Прикатили, кончай секс! – донесся Димкин голос.

Роман очнулся, оторвался от Ларисы. Машина стояла. Борис с Риммой и Димкой смотрели на них, хохотали. Роман полез за деньгами в боковой карман и почувствовал, как под рукой бешено колотится сердце.

В комнате он оказался рядом с Ларисой на диване.

Всем почему-то хотелось хохотать беспрерывно, и они смеялись, показывали друг на друга, восклицали:

– Ты глянь!.. А он!.. А ты, ты!.. Ой!

Роман и Лариса раскачивались на диване, хохоча, толкались, падали друг к другу на колени, потом как-то неожиданно они сплелись руками, не оторвать, и кружится комната от ее сладких губ. А кто-то кричит, хохочет:

– Э-э! Голубки, не смущайте народ!

– Оттащите их в спальню! А то они прям тут – ха-ха-ха!

Кто-то сорвал их с дивана и стал выталкивать из комнаты. Идти, обнявшись, неудобно. Ноги заплетались, но чьи-то руки не давали им упасть. Потом их швырнуло куда-то. Они ухнули на мягкую кровать, сплелись еще крепче.

Очнулся Роман оттого, что кто-то дергал его за плечо, говоря:

– Проснись, Ромашка! Ты что, ночевать здесь собрался?

Палубин открыл глаза, взглянул на Бориса, не понимая, где он находится. Перед глазами плыло, в голове гудело.

– Вставай… Уже три часа, – смеялся Борис. – Машина ждет.

Роман обвел бессмысленным взглядом совершенно ему незнакомую комнату, все еще не понимая, как он оказался здесь.

– Поднимайся! – потянул его за руку Борис.

Палубин сел и увидел рядом с собой спящую девушку и уставился на нее, вспоминая ресторан, такси.

– Пошли! Ею Димка займется…

Роман послушно поднялся и двинулся к двери, шлепая босыми ногами по паркетному полу. Борис смотрел ему вслед, зажав рот ладонью, чтобы не заржать.

– Римма, сюда! – раздался в коридоре крик Димки и вслед за ним хохот двух голосов.

И Борис заржал. Роман глядел на них, не понимая, чему смеются, потом опустил глаза и шмыгнул назад в спальню. Он был в свитере, но без брюк. Борис аж присел от хохота. Римма с Димкой закатывались в двери спальни. Лариса проснулась от шума и тоже захихикала, потом вытащила из-под себя плавки и кинула Роману, который пытался возле шкафа натянуть джинсы на голое тело.

В машине Роман сидел сонный, смотрел на освещенные, непривычно пустые улицы, терпеливо ждал, когда доедут. О том, что будет дома, не думал. Пусто было. Высадили Римму возле подъезда. Борис проводил ее, потом сел спереди и бодрым голосом сказал таксисту, чтобы он ехал на Курский вокзал. Там бросил Роману: пошли! – вылез и зашагал ко входу. Роман брел следом, удивлялся: и в ресторан Борис приехал тепленький, и за столом не отставал от других, а все равно бодрый, не раскис, как он. В камере хранения они взяли две большие сумки и картонную коробку.

Борис указал ему на сумки, а сам осторожно поднял коробку и пошел впереди. Сумки не тяжелые. «Куда же он теперь с ними? – думал Роман. – Так и к рассвету домой не попадешь!»

Но Борис назвал таксисту его адрес. «Десять минут – и дома! – подумал Роман, и тревога охватила его. – Как перед Ирой оправдываться?» Вспомнилась Лариса, губы ее, искорки в глазах при мелькающих огнях. Стало стыдно и жалко Иру. Вспомнились распирающая его нежность и ощущение счастья. Подумалось: «А Лариса с Димой осталась». Представлял, что теперь у них происходит, и прошептал: «Мерзко! Как мерзко!»

– Ты о чем? – повернулся к нему Борис.

– Перебрал… Тошнит…

– Это не смертельно.

Когда остановились возле дома Романа, Борис вытащил из багажника сумки и коробку и сказал:

– Пошли! Вещички у тебя побудут.

Как ни осторожно открывал Палубин дверь, Ира выглянула из комнаты сразу же.

– Ирочка, привет! – шепотом проговорил Борис, ставя коробку на пол. – Прости, что разбудили… Я тебя поздравить зашел. Квартира эта теперь полностью ваша. Сегодня утвердили.

– Спасибо, – сдержанно ответила Ира, поглядывая на мужа, который виновато стягивал с себя куртку. То, что он пьян, она сразу поняла. – А это что? – указала она на сумки и коробку. – Подарки?

– Подарки, – хохотнул Борис. – Пусть пока у вас побудут. Я потом заберу. Куда деть? Сюда, наверно? – указал он на соседкину комнату.

– Туда заноси, – буркнул Роман.

Борис ушел. Ира при ночнике молча сидела на постели, на мужа не смотрела. Роман стягивал с себя свитер, мучительно думая, как снять напряжение. Жалко было Иру, не изверг же он, зачем он так ее мучает? Но почему она не хочет его понять? Почему бы ей не пойти ему навстречу? Разве бы он тогда стал ее мучить? Разве только он отравляет отношения между ними? «А ведь кроме жалости, я к ней ничего не испытываю!» – ужаснулся он. Палубин кинул свитер на спинку стула, повернулся к жене и попытался ее обнять:

– Ирочка!

– Отстань! – оттолкнула она его, и он разозлился, вспыхнул.

– Да, я выпил! Да, я был с Борисом! Он тебе не нравится… Почему я должен быть только с теми, кто тебе нравится?.. Почему?

– Тише… Соню разбудишь.

– И кто вообще тебе нравится? Кто?

– Тише, говорю… И не раздевайся, здесь ты спать не будешь. Он тебе выбил комнату, иди и спи в ней… – Ира не хотела, чтобы Роман спал в другой комнате. Хотелось, чтобы он попереживал хоть чуточку в ответ на те страдания, которые испытала она, ожидая его, хотелось, чтобы он успокаивал ее, говорил, что больше не будет задерживаться так долго, что понимает, чувствует, что она не может спать без него, от каждого шороха на лестнице вздрагивает, не он ли пришел. Но Роман ответил чужим, неприятным голосом.

– Значит, так?..

– Так… – сдерживая подступавшие рыдания, выговорила она.

– И уйду…

Ей хотелось крикнуть: «Не уходи!» – но она выдавила из себя:

– Уходи!

– Смотри… Тебе жить! – зло проговорил Роман и вышел из комнаты.

Ира, уже не сдерживаясь, зарыдала.

6

Наташа все-таки вытащила Егоркина на заседание Клуба новых интеллигентов. Иван знал, что Наташа говорила своим одноклубникам, что он был ранен в Афганистане, имеет орден.

Ждут они не подготовишку, а десантника из Афганистана. С одной стороны, ему было неудобно, был он в Афганистане неделю и не считал себя вправе представлять десантников, с другой – приятно, что он может быть интересен, а с третьей – сильно опасался, что разочарует ребят. Ведь все они москвичи, уверенные, начитанные, эрудированные, если мнят себя новыми интеллигентами, готовятся в будущем взять страну в свои руки